Музы Стерлитамака
Главная » 2011 » Сентябрь » 10 » История создания оперы "Алеко"
20:12
История создания оперы "Алеко"

Ранней весной 1892 года в классах и коридорах Московской консерватории царило возбуждение, охватившее многих студентов. Стоило появиться директору В. И. Сафонову, как он оказывался в плотном кольце.
— Василий Ильич, это невероятно, невозможно! — раздавались возгласы.
— Господа, успокойтесь! — призывал Сафонов. — Что кажется вам невозможным?
— Срок выполнения дипломной работы наших товарищей композиторов, — выступил один из студентов. — Два месяца на сочинение оперы — пусть одноактной, но оперы!
— И включая инструментовку, — добавил кто-то.
Увидев в конце коридора профессора Аренского, все устремились к нему.
— Антон Степанович! Это правда, что экзаменационная комиссия поставила столь жесткие условия?!
Аренский был невозмутим:
— Господа, мы все обдумали, обсудили и считаем, что поступили правильно. Посмотрим — ошиблись мы или нет.
Их было трое — выпускников по классу композиции: Л. Э. Конюс, Н. С. Морозов и С. В. Рахманинов. В консерватории особенно хорошо знали и любили юного Сережу Рахманинова, блестящего пианиста, автора ряда произведений, среди которых выделялся Концерт для фортепиано с оркестром, созданный им в восемнадцать лет. Известно было необыкновенное трудолюбие Рахманинова, не говоря уже о рано проявившемся таланте.
19 марта было получено задание (для всех троих одно) — сочинение одноактной оперы на сюжет поэмы А. С. Пушкина «Цыганы». Либретто, озаглавленное «Алеко», написал В. И. Немирович-Данченко. Рахманинов сохранял спокойствие, он был убежден, что справится с трудной задачей и оправдает доверие своего уважаемого учителя А. С. Аренского.
Прошло всего семнадцать дней…
Когда Рахманинов пришел к Аренскому, тот с тревогой спросил:
— Что с вами, Сережа?! У вас такой усталый вид. Зачем же так изнурять себя?! Ведь еще есть время.
Худой, бледный, с красными от недосыпания глазами, Рахманинов сиял:
— Антон Степанович, я принес…
— Что?! Неужели это клавир «Алеко»?!
— Нет, Антон Степанович, это партитура.
Аренский недоверчиво взглянул на рукопись:
— Сережа, вы все продумали? Уверены, что закончили работу?
— Мне кажется — да, — последовал ответ.
Аренский стал просматривать рукопись. Вот отложена последняя страница…
— Да! Работа закончена и выполнена прекрасно!
Он обнял Рахманинова:
— Я не буду пока поздравлять вас, мой дорогой! Но уверен, что все пройдет прекрасно.

И вот настал день выпускного экзамена. Снова коридоры консерватории заполнились студентами. С нетерпением ожидали они результатов. Двери распахнулись, вышел Сафонов. «Ну что ж, напрасны были ваши волнения, господа! — объявил он. — Невозможное оказалось возможным. Поздравьте Сережу».
Экзаменационная комиссия, в которую входили такие авторитеты, как С. И. Танеев, А. С. Аренский, дирижер Большого театра Альтани, единодушно оценила работу девятнадцатилетнего композитора. Автору «Алеко» поставили высшую оценку — пять, да еще и с плюсом, присудили большую золотую медаль, а имя Рахманинова было выгравировано на мраморной доске Малого зала Московской консерватории.
27 апреля 1893 года состоялась премьера «Алеко» в Большом театре. На репетициях присутствовал П. И. Чайковский. «Однажды, — вспоминал Рахманинов, — он сказал мне: «Я только что закончил двухактную оперу «Иоланта», которая недостаточно длинна, чтобы занять весь вечер. Вы не будете возражать, если она будет исполняться вместе с вашей оперой?» Он буквально так и сказал: «Вы не будете возражать?» Ему было 53 года, он был
знаменитым композитором, а я — новичок двадцати лет». «После спектакля Чайковский, высунувшись из ложи, аплодировал из всех сил… По своей доброте он понимал, как это должно было помочь начинающему композитору».
С автором оперы «Евгений Онегин» Рахманинов познакомился несколько лет назад. Петр Ильич присутствовал в консерватории на переходном экзамене, когда четырнадцатилетнему Рахманинову комиссия поставила оценку «пять с плюсом», а Чайковский окружил эту пятерку, подобно венку, еще тремя плюсами. «Я чувствую в нем близкую себе душу художника», — говорил он.
В свою очередь Рахманинов испытывал чувство благоговения к великому русскому композитору, творчество которого неизменно волновало его сердце. Представители разных поколений, Чайковский и Рахманинов всегда стремились раскрыть душевный мир человека в неразрывной связи с окружающей жизнью. Отсюда особенная глубина и острота психологических характеристик, обнаженная эмоциональность, частое обращение к драматическим образам и ситуациям. Общность сказалась и в любви обоих композиторов к творчеству А. С. Пушкина. Так, Чайковский считал своей первой удачной (хотя и пятой по счету) оперой «Евгения Онегина».
Пушкин привлекал Рахманинова еще в юные годы. Пробуя свои силы в композиции, он сочинил два монолога из «Бориса Годунова» (Пимена и Бориса), а также квартет из «Мазепы».

И вот первый знаменательный рубеж — «Алеко». Пушкинская поэма «Цыганы» была закончена в 1824 году. Ее созданию предшествовало знакомство поэта с жизнью кочевого племени в годы  первой ссылки в Молдавию. Несколько дней Пушкин провел в кочующем таборе. День обычно проходил в пути, а вечерами… под южным небом, усеянным яркими звездами, раскидывались шатры. Вокруг костра усаживались цыгане. Под звуки гитар, скрипок женщины заводили песню. Сначала неторопливую,
томную. Потом одна из цыганок выходила в круг, к ней присоединялись другие, и начиналась пляска. Мужчины вскакивали с мест и с гиканьем включались в стремительный хоровод.
— Ох, хорошо! — восклицал Пушкин.
— А ты с нами, барин, давай-ка, — подлетали к нему цыганки.

В Кишиневе поэт познакомился со служанкой «Зеленого трактира» Мариулой. Она пела ему молдавские и цыганские песни. Особенное впечатление произвела на Пушкина одна из них, которую он затем вложил в уста героини своей поэмы — Земфиры. Кто-то из его знакомых записал мелодию, названную Пушкиным «диким мотивом» А вскоре появился перевод текста «Старый муж,  грозный муж, режь меня, жги меня».
Однажды П. А. Вяземский — близкий друг Пушкина — пришел к композитору А. Н. Верстовскому: «Смотри! Что я тебе принес». Это было письмо Пушкина с вложенным в него листком нотной бумаги. «Посылаю тебе, — писал он Вяземскому, — «дикий напев» в подлиннике».
Верстовский подтекстовал строку для пения, уточнил музыкальные оттенки, обозначил темы и ввел небольшой, контрастный к новому напеву лирический эпизод. Так родилась «Цыганская песня», пользующаяся популярностью до наших дней. К песне Земфиры обращались затем многие композиторы, в том числе  Чайковский, а в начале 90-х годов она прозвучала в опере юного Рахманинова. Автор «Алеко» живо интересовался цыганским искусством, любил слушать таборные песни, которые прекрасно исполняла цыганская певица Надежда Александрова. Рахманинов часто вспоминал один вечер в доме на Калужской улице, куда его привела Александрова. Их встретили два цыгана в бархатных жилетках с гитарами в руках. За ними  бесшумной походкой одна за другой вошли цыганки. Запели традиционную «встречную»:

Что может быть прелестней,
Когда любовь тая,
Гостей встречает песней
Цыганская семья
.

Песни Надежды Александровой и ее таборных подруг помогли Рахманинову в поисках музыкального воплощения жизни, чувствований цыган, когда он работал над оперой.
Новое название поэмы в либретто В. И. Немировича-Данченко не вызвало противодействия со стороны Рахманинова. Именно Алеко, его трагическая судьба становятся центром действия. Тема одиночества, отчаянная попытка вырваться из тисков лжи и лицемерия окружающей жизни, найти счастье в любви — как характерно это для творчества русских художников конца XIX века! Образу Алеко противопоставлен мир цыган. Драматический конфликт заложен уже в музыке интродукции. Она начинается коротким восточного склада наигрышем, рисующим идиллическую картину жизни цыганского табора. В музыку вторгается «роковой» мотив Алеко, вносящий ощущение надвигающейся катастрофы. Он дважды проходит в низком регистре. Затем следует большой драматический эпизод, в котором мотив героя то звучит угрюмо, сдавленно, то — в восклицаниях всего оркестра — исполнен тревоги, отчаяния.
Новый контраст — возникает тема Земфиры, построенная на интонациях знаменитой цыганской песни «Старый муж, грозный муж». В интродукции она прозвучала светло, спокойно, символизируя любовь Алеко и Земфиры, еще не омраченную роковыми страстями.

Начинается действие. На берегу реки раскинулся табор. Звучит хор «Как вольность, весел наш ночлег». Возле костров группами расположились цыгане. В центре величавая фигура старого цыгана. Рядом его дочь Земфира, молодой цыган. В стороне — Алеко.
В этой поэтической обстановке зарождается основной конфликт. Исходная точка — рассказ старого цыгана, отмеченный благородной сдержанностью. Старик вспоминает свою горячо любимую жену Мариулу — мать Земфиры, — покинувшую родной табор. Мудростью, спокойствием проникнута речь старого цыгана.
В отклике на услышанное проявляется различие характеров.
Мягко звучит голос Земфиры:

Вольнее птицы младость.
Кто в силах удержать любовь?

И яростно восклицает Алеко:

Да как же ты не поспешил
Тотчас вослед неблагодарной
Кинжала в сердце не вонзил?

Земфира признается отцу: «Алеко страшен. Его любовьпостыла мне».
В этой сцене определяется перспектива дальнейшего развития, построенного на резких контрастах. Вслед за небольшим ансамблем, в котором столь ярко показано столкновение характеров и мироощущений, начинается пляска цыган. Плавный женский танец сменяется пламенной пляской мужчин, для которой Рахманинов использовал подлинную цыганскую мелодию. Страстный порыв охватывает затем всех участников этой массовой сцены.
Один Алеко остается в стороне, ему чуждо это дикое веселье.
Постепенно успокаивается табор. Слышна медленно затухающая мелодия маленького хора («Огни погашены»), она проходит в разных группах, перекликающихся, как эхо в ночной тиши. Замирают голоса Земфиры и молодого цыгана, сливающиеся в небольшом лирическом дуэттино. Родилась новая любовь — «кто в силах удержать» ее?
Все стихает вокруг. Но обманчива тишина, непрочен покой. В действие вступают главные противоборствующие силы во всей широте чувств и характеров.
Земфира в шатре у люльки, где спит ее ребенок. Так же, как в пушкинской поэме, это поворотный момент действия. Земфира поет песню, рожденную в молдаванских степях, — «дикий мотив», услышанный Пушкиным, использованный несколькими композиторами и доведенный до драматической вершины в музыке Рахманинова. Песня выходит из жанровых рамок и перерастает в драматическую сцену, предельно обнажающую конфликт, центром которого являются Земфира и Алеко.
В интродукции песня звучала светло, нежно, В сцене у люльки ее поет бесстрашная дочь степей. Резко акцентированный ритм, острое звучание аккордов оркестра предваряют главный раздел песни: «Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня…»
Краткие фразы-возгласы говорят о воле Земфиры: «Я тверда, не боюсь ни ножа, ни огня». В оркестре возникает мотив Алеко, звучит его приказ:

Молчи. Мне пенье надоело,
Я диких песен не люблю
.

В ответ Земфира, не таясь, поет о новой любви. «Дикий мотив» меняется томной мелодией:

Как ласкала его
Я в ночной тишине
.

И вновь звучат резкие аккорды оркестра, утверждающие непреклонность Земфиры, силу ее характера, решимость отстоять свое счастье, свою новую любовь.
Рушится нравственная опора Алеко — любовь Земфиры. С исчезновением ее гибнут надежды вырваться из жизненных тисков. Алеко в глубоком и тяжелом раздумье: не напрасны были тревоги, рождавшие резкость и озлобленность, причины которых непонятны цыганам. Каватина Алеко — одно из высших достижений Рахманинова. В девятнадцать лет он сумел понять всю сложность судьбы своего героя, возвысил его драму до трагедии. Композитор использует здесь разнообразные выразительные средства. Сдержанный речитатив («Весь табор спит») переходит во взволнованную исповедь («Я без забот и сожаленья веду кочующие дни»): любовь, которая очистила и укрепила силы изгнанника, вселила надежды — напрасные! — кончилась, он обманут, его не любят. В оркестре рождается широкая, безбрежная мелодия — Алеко вспоминает о былом счастье («Как нежно преклонясь ко мне…»). Оркестр подхватывает мелодию, и в заключительном разделе каватины, после горестных слов: «Моя Земфира охладела» — развитие темы воспоминаний в оркестре приводит к грандиозной кульминации.

Органично включены в действие «Алеко» пейзажные картины. Человек и природа — это двуединство находит отражение в русской литературе, живописи, музыке. Рахманинов и в этом следует традиции Чайковского.
Ночной мрак окружает Алеко, погруженного в тяжкие думы. Но близится утро. Вступает музыка интермеццо. Пасторальная мелодия рассвета появляется сначала у английского рожка, затем переходит к струнным, деревянным и валторнам. Доносится голос молодого цыгана (за сценой), его песня, написанная в стиле романса-серенады, воспевает счастье любви, не отягощенной сомнениями и тревогой. Вновь слышится пасторальная мелодия интермеццо. Появляются Земфира и молодой цыган. Светлым чувством овеяна музыка их дуэттино.
Но это последний луч света перед бурей — натиском тех роковых страстей, которые приводят к трагической развязке. В музыку нежного прощания влюбленных вторгается мрачный мотив Алеко. Еще одна отчаянная попытка вернуть утраченное, мольба, обращенная к Земфире, напоминание о недавнем счастье. Речи Алеко проникнуты глубоким чувством, он не грозит, а умоляет. Но все напрасно! «Отстань! Ты опостылел мне», — резко отвечает Земфира.
Падает, сраженный рукой Алеко, молодой цыган. Неизбывно горе Земфиры, но еще сильнее ее ненависть к убийце. Выпрямившись во весь рост, с пылающими глазами она бросает в лицо Алеко:

Твои угрозы презираю,
Твое убийство проклинаю!

Алеко наносит ей смертельный удар ножом. Грозно интонируется «роковой» мотив героя, звучность оркестра достигает кульминации. Затем во внезапно наступившей тишине слышен нежный голос Земфиры: «Умираю любя».
На шум сбегаются цыгане, среди них отец Земфиры, принявший последний вздох дочери. Придя в себя, Алеко не может поверить в смерть любимой, он обращается к, ней, готов отдать за нее жизнь. Речь его звучит тепло и искренне. Но все кончено. Устами старого цыгана выносится приговор:

Мы дики, нет у нас законов,
Мы не терзаем, не казним,
Не нужно крови нам и стонов,
Но жить с убийцей не хотим
.

Под звуки похоронного марша уносят убитых. Алеко  осужден — и теперь навсегда! — на одиночество. Сливаясь с музыкой траурного шествия, звучит голос Алеко: «Опять один, один!»
В оркестре возникает восточный наигрыш, которым начиналась опера, но теперь он интонируется в низком регистре, сумрачно и печально.

Со дня премьеры «Алеко» прошло без малого сто лет, на протяжении которых опера Рахманинова была постоянно в репертуаре музыкальных театров. И в наше время творение великого русского композитора живет, утверждая идеалы красоты и жизненной правды.

Просмотров: 3527 | Добавил: Ele | Рейтинг: 1.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:

Меню сайта
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 392
Статистика
Календарь
«  Сентябрь 2011  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
   1234
567891011
12131415161718
19202122232425
2627282930
Мини-чат
Архив записей
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz