Коляда, коляда!
Ты подай пирога,
Или хлеба ломтину,
Или денег полтину,
Или курочку с хохлом,
Петушка с гребешком!..
Или сена клок,
Или вилы в бок.
Празднование Нового года в старину начиналось в декабре и завершалось в январе. По времени праздник совпадал с так называемыми «святками» (с вечера 24 декабря по 6 января). «Коляда» — время празднования и название песен, петых в эту пору.
Считают, что слово произошло от названия первых дней каждого месяца в римском календаре — «календ». Колядка, или колядная песня, — это торжественная песня-величание в честь хозяев дома, которым желают всякого добра.

Колядовщики-певцы (чаще всего подростки) желали получить за пение подарки. Поэтому непременной частью колядок была просьба о подаянии: просили кусок пирога, хлеба, денег. С течением времени обычай величать хозяев в некоторых местностях стал забываться, и оставался только обычай просить угощение, но исполнение и такой колядной песни воспринималось как добрый знак, так как самый приход гостя считался добрым  предзнаменованием. Щедрое подаяние гостям принимали за знак будущего благополучия. Если хозяева скупились на подаяние, то их корили за скупость. Так и в этой песне есть слова: «Или сена клок, или вилы в бок». Эта угроза означает: мало собрать сена в грядущем году, по неосторожности пострадать в летних работах.

Середи Москвы
Ворота пестры,
Ворота пестры,
Вереи красны.
Светел месяц —
То Тихон-сударь,
Красно солнце —
Настасья его,
Часты звезды —
То и детки их…
Вас с праздником,
С Новым годом!

Певцы славят дом хозяина: ворота у дома расписные; красны, красивы вереи — столбы, на которые навешаны ворота. Хозяин уподоблен светлому месяцу, хозяйка — красному солнцу, а дети их — частым звездам. Во время величания певцы не только пели, но и плясали.

— Ой, овсень, ой, коляда!
Дома ли хозяин?
— Его дома нету,
Он уехал в поле
Пшеницу сеять.
— Сейся, пшеница,
Колос колосистый,
Колос колосистый,
Зерно зернисто!

Колядные песни преимущественно были распространены в южных русских краях. В средней России, у Москвы, Рязани, Владимира, Нижнего Новгорода они были известны под названием «овсеневых». По одним толкованиям, «овсень» считается близким слову «овесень» (весна). В народных говорах есть слово «обвесень», оно означает пору, близкую к весне. По другим  толкованиям, слово «овсень» произошло от «усинь». Частица «у» означала начало, небольшую степень качества, а «синь» — светлый, яркий. Следовательно, «усинь», согласно этому толкованию, — светлеющий, синеющий. Словом «усинь» называли, таким образом, время, когда начинал прибывать дневной свет, день увеличивался. Декабрь и январь месяцы получили у древних славян сходные названия: декабрь — «просеньць», январь — «просиньц».
В песне «овсень» уравнен с «колядой». Записана песня в Рязанском крае, на границе с югом, и поэтому объединила «овсень» с «колядой». Песня предрекает обильный урожай. На дворе зима, а в песне говорится о хозяине, который уехал сеять пшеницу. Это нереальный, воображаемый сев означал пожелание удачи в предстоящем году.
*
Еще по полю, полю
Красны девицы идут,
Виноградье красно-зелено мое. (Припев через каждые 2 стиха.)
Да красны девицы идут
Да разговаривают,
Разговаривают,
Переговаривают:
Уж чей это дом,
Уж чей это терем?
Ты позволь, сударь-хозяин,
Ко двору прийти,
Ко двору прийти,
Да на новы сени взойти,
Да на новы сени взойти,
В светлу горенку зайти,
В светлу горенку зайти,
Да всем по лавкам сесть,
Да всем по лавкам сесть,
Да виноградье спеть.
Да во горенке во новой…
Да Иван-господин,
Да Иван-господин…
Да Надежда-госпожа,
Да самый большой сын
Да Петр-господин,
Да самая большая дочь
Да Вера-госпожа.
Да хозяин с хозяюшкой
Советовали;
Уж где мы будем
Сыновей-то женить?
Да куда мы будем
Дочерей давать?
Уж мы сына женим
Да во Новегороде,
Дочерей будем давать
Да в каменну Москву.
У нас будут гости —
Горожаночки,
Да горожаночки-
Московляночки.
Чтобы им-то жилось
Да богателось,
Чтобы клеть живота,
Чтобы двор скота,
Чтобы семьдесят быков,
Да пятьдесят порозов.
Быки на воду идут —
Они помыкивают,
С водопою-то идут —
Они поигрывают,
Подняли хвосты
Да на свои хребты,
Да еще чем, хозяин,
Будешь нас потчевати?
Уж мы пива-то не пьем,
Вина в рот не берем.
Сколько сойдется
Золотой казны,
Золотой казны,
Светлой денежки,
Да светлой денежки —
Да нашим девушкам,
Да нашим девушкам
На вечериночку,
Виноградье красно-зелено мое,
С праздником!

На Севере России новогодние песни-величания назывались «виноградьями» (по слову в припеве) — они подобны «колядкам» и «овсеню». В них тоже прославляются хозяева, тоже желают им достаток, удачу в делах и есть та же просьба об угощении. Песня записана в Архангельской области, недалеко от Емецка, от М. А. Аксеновой, хорошо помнившей старинный обычай. «Виноградье» рассказывает о приходе красных девушек в дом «Ивана- господина» и «Надежды-госпожи», затем идет рассказ о будущем их детей.
Северные величания отличаются повествовательностью — развернутым рассказом о желаемом благополучии.

Переговаривают — переговариваются.
Большой сын, большая дочь — старший, старшая.
Советовали — держали совет, советовались.
Московляночки — москвички.
Богателось — чтобы разбогатеть, быть богатыми.
Клеть живота.— Клеть — чулан, отдельная комната;
живот — добро.
Пороз — на Севере так называют молодого быка.
На лопаточки — на спину, на круп.

Идет кузнец из кузницы, слава!
Несет кузнец три молота.
«Кузнец, кузнец, ты скуй венец,
Ты скуй венец золот и нов,
Из остаточков золот перстень,
Из обрезочков булавочку,
Мне в том венце венчатися,
Мне тем перстнем обручатися,
Мне тою булавкой убрус притыкать»!

Старинная подблюдная песня исполнялась при гадании.
В. А. Жуковский в балладе «Светлана» описал пение таких песен и подробности гадания:

«В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны,
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны».

Таким образом, свое название «подблюдные» песни получили в связи с игрой, которой сопровождалось гадание.
Кто-либо из гадающих, не глядя, вынимал из блюдца первое попавшееся кольцо, и содержание пропетой песни относили к тому, чье кольцо вынулось. Хор закреплял гадание пением припева:

Кому же мы спели,
Тому добро,
Кому вынется,
Тому сбудется.
Слава!

Припев, как и сами песни, пелся по-разному в разных местностях. Обычный  предмет гаданий — и в этой песне о кузнеце — «суженое-ряженое»,   замужество, какой будет жизнь в будущем.
Убрус — фата новобрачной.

*
Рылась курочка
На завалинке,
Вырыла курочка
Золот перстень.
Мне тем перстнем
Обручатися.
Кому вынется,
Тому сбудется,
Не минуется,
Слава!

Упоминание курочки в этой подблюдной песне не случайно. При новогоднем гадании кормили курицу счетным числом пшеничных зерен в надежде обрести благополучие. В других случаях впускали курицу в избу. Если она клевала рассыпанное зерно — это считалось верной приметой будущего богатства; если курица клевала положенное рядом с зерном кольцо — думали, что это знак близкого замужества. Из гаданий курица перешла в песни. В подблюдной песне воссоздается невероятное — курица находит золотой перстень.
*
Скачет груздочек по ельничку,
Ищет груздочек беляночки;
Не груздочек скачет — боярский сын,
Не беляночку ищет — боярышню.
Кому спели, тому добро слово!
Кому вынется, тому скоро сбудется,
Не минуется слово!

Боярский сын, боярышня, упоминаемые песней, — обычные названия жениха и невесты (еще: князь, княгиня). Называя так жениха и невесту, народ воплощал свою мечту о благополучии и ваяние лучшей доли.

Чарочка-попловушечка, слава!
Долго тебе да плавати, слава!
Пора тебе и вон выплывать, слава!
Князьям и боярам вино подносить, слава!
А кому же мы спели, тому добро, слава!
Кому вынется, тому сбудется, слава!
Тому сбудется, не минуется, слава!

Подблюдная песня намекает на обычай подносить угощение «князьям» и «боярам», то есть участникам крестьянской свадьбы.
Песня предрекала свадьбу. Припевом «Слава!» могли оканчивать каждый стих — такова и эта песня.
*
Жемчужина окатная, слава!
До чего тебе докатитися?
Пора тебе вон выкатываться,
Князьям и боярам на шапочку.

Подблюдная песня об скатной, круглой, ровной, крупной, то есть особенно ценной, жемчужине обещала свадьбу. «Князья» и «бояре» — родные невесты и жениха. Невеста сравнивается с драгоценностью: она — украшение рода-племени и обрести ее почетно.
Пока же девушка — перекатная жемчужина.
*
Катилося зерно по бархату, слава!
Прикатилося зерно ко яхонту,
Крупен жемчуг со яхонтом,
Хорош жених со невестою.

Как и предыдущая, эта подблюдная песня уподобила невесту крупному жемчужному зерну. Жених — драгоценный камень яхонт, или, как говорили в старину, дал. Песня необычайно красочна. Хотя в ней нет ни одного прямого определения цвета, но трудно не думать о цвете драгоценных камней.
Яхонт мог быть либо красным (рубин), либо синим или голубым (сапфир). В любом случае этот цвет сочетался с жемчужным: они усиливали друг друга, когда были рядом.
Песня могла быть величальной свадебной песнью, при этом она утрачивала припев.
*
У Спаса в Чигасах за Яузой, слава!
Живут мужики богатые, слава!
Гребут золото лопатами, слава!
Чисто серебро лукошками, слава!

Подблюдная песня означала замужество, если ее пели девице, но означала и смерть, если пелась пожилому человеку. Серебро и в том и в другом случае было символом слез: девушке плакать — к свадьбе, по обычаю невеста должна была оплакивать свою девичью волю; пожилому плакать — причитать на похоронах со слезами и рыданием.
А. С. Пушкин знал подблюдную песню именно в таком толковании («Евгений Онегин», глава V, строфа VIII). Упоминаемая в песне река Яуза и богатые мужики, которые живут в Спасо-Чигасовском переулке, — часть  Москвы, заселенная купцами.
*
Щука шла из Новагорода, слава!
Она хвост волокла из Бела озера, слава!
Как на щуке чешуйка серебряная, слава!
Что серебряная, позолоченная, слава!
А головушка у щуки унизанная, слава!

Песня предрекала богатство. В ней назван богатый Новгород и Белое озеро, заповедный край рыбных и иных богатств. В Новгороде, Белозерске и в рядом расположенном Кириллове жили богатые купцы, находились известные на Руси монастыри: они торговали со многими странами Западной Европы. Слава о богатстве Новгорода и Белозерского края широко распространилась. Сказочная чудесная щука прошла по великим северным рекам: возможно, подблюдная песня имела в виду не только богатое замужество, но и переезд невест в далекие от родины места. Образ золотой щуки встречается еще в заговорах и сказках, но смысл его в каждом новом случае меняется.
В заговорах она острыми зубами загрызает всякие болезни, а в сказках спасенная щука помогает герою против недруга его. Смысл образа всюду положительный.
*
Мышь пищит, слава!
Каравай тащит,
А еще попищит —
И другой утащит.

Собиратели не указали, что предрекает эта подблюдная песня. Возможно, она означала приобретение богатства, хлеба. Ходили пословицы, которые связывали появление мышей вместе с хлебом: «Был бы хлеб, а мыши будут», «И мышь в свою норку тащит корку». Однако песня могла означать и противоположное — голод.
Существовали приметы: «Мыши развозились, пищат — к голоду», «Мышь одолевает перед голодом». Возможно, подблюдная песня как раз говорит о том, что мышиный писк сулит голод — мыши запасаются хлебом. Вариант песни «Мышь пищит, сто рублей тащит…» толковался как предречение свадьбы, с которой были связаны разные траты («сто рублей»).
*
Стоят сани снаряжены, слава!
И полсткою подернуты,
Только сесть в сани да поехати.

Подблюдная песня говорит об отъезде из дома и толкуется как символика скорой свадьбы.

Полстка, или полеть, — толстая и плотная подстилка в санях; полстью в санях могла служить медвежья шкура, толстое, валянное из шерсти  полотнище.
*
Сидит воробей
На жердочке,
Глядит воробей
На чужую сторону.
Кому вынется,
Тому сбудется,
Не минуется,
Слава!

Подблюдная песня с разгадкой — «быть на чужбине». В вариантах воробей сидит то «на Беде-городе», то «в перёгороде». Первый вариант явно городского происхождения: «белый город» — средневековая стена в городе, укрепление; во втором варианте «перегорода» — либо изгородь в поле, либо переборка в доме, стена, не доходящая до потолка. В последнем случае песня намекает на отъезд кого-нибудь из домашних, вероятнее всего, самой гадающей.
*
Бредет медведь через реку, слава!
Перебредши, он распыхался,
Распыхавшись, разрыхался.

Толкование подблюдной песне собирателями не дано. Ее зловещий смысл отчасти объясняется в описании сна Татьяны («Евгений Онегин», глава V, строфы XI—XVI). На святках после гаданий Татьяне приснилось, что через поток «кипучий, темный и седой» ей перейти помог «большой, взъерошенный медведь», потом он преследует Татьяну.
Известный ученый В. Ф. Миллер в статье «Пушкин как поэт-этнограф» (1899) писал, что «услужливый медведь» явился «художественной реминисценцией русских сказок», что «всякий, несколько знакомый со взглядами крестьян на медведя, с повериями о нем и с его ролью в сказках, невольно почувствует, откуда появился медведь в воображении Пушкина и затем в сне Татьяны, заснувшей с зеркалом под подушкой после святочных гаданий, настроивших ее воображение в духе народных поверий».

Распыхаться — часто и много пыхтеть.
Раэрыхаться — зычно и грозно рыкать.
*
Ласточка касатая, слава!
Не вей гнезда в высоком терему,
Ведь не жить тебе здесь и не лётывати,

Смысл подблюдной песни не сообщен собирателями. Возможно, речь идет о неудаче в любви или в будущих делах семьи.
Н. А. Некрасов в «Кому на Руси жить хорошо», поведав рассказ Матрены Тимофеевны о смерти сына, заеденного свиньей, писал:

«Ой, ласточка! ой, глупая!
Не вей гнезда под берегом,
Под берегом крутым!
Что день — то прибавляется
Вода в реке…»

Думается, что поэт воспользовался мотивом народного песенного гадания в каком-то местном варианте.
*
Покачу я колечко кругом города, слава!
А за тем я колечком сама пойду, слава!
Я сама пойду, до милого дойду, слава!

Смысл подблюдной песни проясняется из последнего стиха:
«До милого дойду». Песня говорит об игре: «город» — это хоровод.
Колечко, ведущее «до милого», — сказочный образ: оно катится и указывает путь.
*
Зовет кот кошурку
В печурку спать.

Текст приведен в примечаниях А. С. Пушкина к «Евгению Онегину». «Предвещание свадьбы», — пояснил поэт песню. В поэме сказано, что песня мила «сердцу дев» (глава V, строфа VIII). В некоторых вариантах песня развернута:

«Ты поди, моя кошурка, в печурку спать:
Есть скляница вина и конец пирога;
У меня, у кота, и постеля мягка».

В этом случае песня присоединила к себе слова из колыбельной песни, и принадлежность их к подблюдным гаданиям весьма сомнительна. Современные записи старинной подблюдной песни тоже кратки: «Сидит кошурочка у печурочки».
*
Рассыплю монисто по закрому.
С кем монисто собирать будет?
— Собирать монисто с милым дружком.
Кому вынется,
Тому сбудется,
Не минуется,
Слава!

В песнях собирание рассыпанного означает создание семьи, близкую свадьбу. Об этом и говорит подблюдная песня: «Собирать монисто с милым дружком».

Монисто — бусы, ожерелье.
Закром — сусек, огороженное досками место в амбаре для хранения зерна, муки.
*
Летит сокол из улицы, слава!
Голубушка из Другой летит, слава!
Слеталися, целовалися,слава!
Сизы крыльями обнималися, слава!

Подблюдная песня напоминает свадебную лирику с ее обычными образами сокола — жениха, голубушки — невесты (либо еще: утушки, лебедушки). Образы эти иносказательны и в свадебной поэзии, поэтому они легко перешли в подблюдные песни, для которых обязательна такая образность.
*
Дорога наша гостья Масленица,
Авдотьюшка Изотьевна,
Дуня белая, Дуня румяная,
Коса длинная, триаршинная,
Лента алая, двуполтинная,
Платок беленький, новомодненький,
Брови черные, наведенные,
Шуба синяя, ластки красные,
Лапти частые, головастые,
Портянки белые, набеленные!

С давних времен масленица считалась самым веселым праздником. Он длился неделю. Начало праздника открывалось шумной встречей масленицы в понедельник. Он так и назывался «встречей». Вторник — это «заигрыши»: с  этого дня начинались ряжения, катания. Среда — «лакомка»: во всех домах ели блины и другую вкусную еду. Четверг именовался «разгулом», «переломом» и еще «широким четвергом»: на этот день приходилась середина веселья и гульбы. Пятница — «тещины вечера»: зятья угощали тещ. Суббота— «золовкины посиделки»: молодые невестки принимали родных в гости. Воскресенье — это «проводы», «целовник», «прощеный день», конец масленицы. Названиями дней недели характеризовался ход веселья, его сроки, обряды.
Народ любил свой праздник и исстари величал масленицу разными  ласковыми словами: «честная», «веселая», «широкая», «касаточка», «перепелочка»  и пр.
На масленицу рядили чучело — куклу. В «прощеный день» масленицы чучело сжигали. Замечено, что чучело делали из соломы. По мысли людей, в соломе таилась буйная сила растительности, которую люди желали передать полям на благо себе.
Сжигание чучела было необходимо, по убеждению народа, чтобы растительная сила обнаружила себя летом в злаках.
Масленичные песни поясняли обряд. В песне «Дорога наша гостья Масленица…» крестьяне обращались к чучелу, наряженному в кафтан, подпоясанному кушаком. Масленицу славили и величали.
Ластки — заплатки.
*
Наша Масленица годовая,
Она гостийка дорогая,
Она пешею к нам не ходит,
Все на комонях разъезжает,
Чтобы коники были вороные,
Чтобы слуги были молодые.

Величальные мотивы — самые характерные для масленичных песен, петых на «встрече» праздника. Масленичное чучело ввозили в деревню на санях, вот почему в песне говорится, что она «пешею» не ходит, «на комонях», то есть на конях, «разъезжает».
Стихи «чтобы коники были вороные, чтобы слуги были молодые» перекликаются с такими же стихами в свадебных величаниях.
Масленица названа в песне «годовой» — ведь она бывала раз в году.
Этого праздника ждали: масленице оказывали почести как редкой гостье.
*
Наша масленица дорогая
Немножечко постояла,
Мы думали — семь неделек,
А масленица — семь денечков…
А нас масленица подманила,
На великий пост посадила,
Горьку редьчинку подложила.
А тая редьчинка горче хрену!

Песня выражает чувство горького сожаления: праздник кончался. Вслед за масленицей шел семинедельный так называемый «великий» церковный пост. Священнослужители запрещали в эту пору есть мясо и другую «скоромную» пищу. Считалось «грехом» петь песни, веселиться. Церковный обычай стеснял простых людей, и они выразили в песне свое отношение к церковному установлению, виня во всем масленицу, которая продлилась всего семь дней.
Подманила — просторечная форма слова «обманула».
Тая — та.
*
Жаворонки, жавороночки,
Прилетите к нам,
Принесите нам
Лето теплое,
Унесите от нас
Зиму холодную;
Нам холодная зима
Надоскучила,
Руки-ноги отморозила.

С наступлением марта месяца закликали весну. Подходили к концу хлебные запасы, кончалось сено. Крестьянам нужна была ранняя дружная весна, чтобы поскорее управиться с полевыми работами и начать гонять скотину в поле. Весну закликали посредством исполнения особых песен — веснянок. Провозвестниками весны считались птицы.
1 марта, 4 марта, 9 марта или в другие дни, как было принято в каждой местности, в домах пекли «жаворонков». Испеченных из теста птиц ребятишки ниткой привязывали к шестам, укрепляли эти шесты на крышах или, держа птиц в руках, бегали с ними по улице, время от времени подкидывали их в воздух и кричали: «Жаворонки прилетели! Весна, весна пришла!» Думали, что эти действия вызовут скорый прилет птиц и наступление весны. Такое же назначение и у веснянок.
Веснянка — это песня-закличка. Их стих краткий, энергично-призывный. Веснянки изобилуют повелительными формами глагола: «прилетите», «принесите», «унесите» и пр.
*
Ой вы, жаворонки,
Жавороночки,
Летите в поле,
Несите здоровье:
Первое — коровье,
Второе — овечье,
Третье — человечье.

Как и в настоящих заклинаниях, в веснянках обстоятельно перечисляются блага, которых ждут от наступающего весеннего тепла и лета; главным было ожидание здоровья — здоровыми должны быть и люди и скотина.
В веснянках обычно рифмуются смежные стихи: «здоровье — коровье», «овечье — человечье». Такая рифмовка характерна и для детских песенок.

Ты, пчелынька,
Пчелка ярая!
Ты вылети за море,
Ты вынеси ключики,
Ключики золотые.
Ты замкни зимыньку,
Зимыньку студеную!
Отомкни летечко,
Летечко теплое,
Летечко теплое,
Лето хлебородное!

В веснянках народ обращался и к пчеле. Вылет пчел из улья тоже связывался с приходом весны. Эта связь была такой прочной, что по традиции перешла и в литературу. В стихотворении А. С. Пушкина «Еще дуют холодные ветры» есть такие строчки:

«Из душистой келейки медовой
Вылетала первая пчелка,
Полетела по ранним цветочкам
О красной весне поразведать,
Скоро ль будет гостья дорогая…»

Пчелка, по мнению певших веснянку, выносила из-за моря золотые ключи и этими ключами замыкала опостылевшую зиму и отмыкала теплое лето.
Веснянки пестрят ласково-уменьшительными словами: «пчелынька», «ключики», «эимынька», «летечко» и пр. В таком стиле выразились чувства народа, волнуемого радостным ожиданием теплой поры года.
*
— Весна красна,
На чем пришла?
— На жердочке,
На бороздочке,
На овсяном полосочке,
На пшеничном пирожочке.
— А мы весну ждали,
Клочки допрядали.

Песня построена на диалоге закликающих весну с долгожданной гостьей-весной, эа которую отвечал сам хор. В песнях весна изображается как гостья, которая приехала «на сохе, на бороне, на кобыле вороне (вороной)».
Песни говорят о смене работ: оставлялось прядение пряжи — «клочки допрядали». С наступлением весны начинали «жердить» прясла, городить, вкладывать в ограду жерди — тонкие и длинные шесты, которые были  разобраны осенью после уборки хлеба. Поэтому весна и говорит, что она пришла «на жердочке». Слова «на бороздочке» означали, что наступило время весенней пахоты. Весна и следующее за ней лето несли «овсяной колосок», пшеничные пироги.
*
Весна, весна красная,
Приди, весна, с радостью,
С радостью, с радостью,
С великою милостью:
Со льном высоким,
С корнем глубоким,
С хлебами обильными.

В песнях весна именуется «красной». В народном языке слово «красный» означает цвет (алый, огневой), красоту (пригожий, красивый), качество (превосходный, лучший). Все эти значения совместились в устойчивом словосочетании «весна красна». Весна в народных песнях предстает как покровительница всходов льна и хлебных злаков.
*
Не радуйтесь, дубы,
Не радуйтесь, эеленые1
Не к вам девушки идут,
Не к вам красные,
Не вам пироги несут,
Лепешки, яичницы.
Ио, ио, семик да троица!
Радуйтесь, березы,
Радуйтесь, зеленые!
К вам девушки идут,
К вам красные,
К вам пироги несут,
Лепешки, яичницы.
Ио, ио, семик да троица!

В конце весны народ чествовал деревья и цветы. Неделя, на которой  отмечался этот праздник, именовалась поэтому «зеленой» и еще «семиком», так как она бывала седьмой после пасхи. В троицын день люди толпами шли в поля и рощи, рубили молодые березы и их ветвями украшали стены и окна в домах. В среду на «зеленой неделе» девушки ходили выбирать березу —  «заламывали» ее. На другой день или в субботу шли завивать березу — заплетали ее ветви. Каждый приносил с собой угощение — яичницу, пироги, лепешки, к березам шли с песней «Не радуйтесь, дубы…».
Принесенную снедь ставили около какой-нибудь березы. После того как березы оказывались «завитыми», пели песни у берез и между пением ели принесенную еду.
Смысл обряда станет ясным из следующей песни — «А и густо-густо на березе листьё…». Песня «Не радуйтесь, дубы…» была всего лишь пояснением обряда.
*
А и густо-густо на березе листьё,
Ой ли, ой люди, на березе листьё!
Гуще нету того во ржи, пшеницы,
Ой ли, ой люди, во ржи, пшеницы!
Господа бояре, мужики крестьяне!
Не могу стояти, колоса держати,
Ой ли, ой люли, колоса держати!
Буен колос клонит, буен колос клонит,
Ой ли, ой люди, буен колос клонит!

Березе воздавали самые высокие почести. Ее считали вообще особым деревом. По заплетенным, «завитым» березовым ветвям гадали о будущем: крестьянские девушки считали, что если завитые ветви завянут, то это худая примета, а если останутся свежими, то — добрая. Однако главный смысл обряда выражался не в этом, а в другом: почести, воздаваемые березе, рассматривались как проявление такого уважения к ней, за которое она отплатит добром — передаст свою буйную силу и рост хлебному полю. В песне и говорится о густой листве на березе. Пшеница представлена с уже налившимся тяжелым зерном.
Листьё — листва.
*
Березонька кудрявая,
Кудрявая, моложавая,
Под тобою, березонька,
Все не мак цветет,
Под тобою, березонька,
Не огонь горит,
Не мак цветет —
Красные девушки
В хороводе стоят,
Про тебя, березонька,
Всё песни поют.

В отличие от предыдущих песен в эту песню не вощло каких-либо особых величальных или обрядовых мотивов. Сохранился лишь рассказ о самом обычае славить березу да многочисленные ласковые упоминания березы. С течением времени такие песни становились простыми лирическими песнями, не связанными с обрядом и праздником.

Ну-ка, кумушка, мы покумимся,
Ай люди, ай люди, мы покумимся!
Мы покумимся, поцелуемся,
Ай люди, люди, поцелуемся!
Приходи, кума, киселя хлебать,
Ай люди, киселя хлебать!

На «зеленой» неделе и в праздник Ивана Купалы (24 июня по старому стилю) пелись песни о кумлении. Девушки, пришедшие в поле, целовались через ветви, завитые на березе. Поцеловавшиеся под пение песни «Ну-ка, кумушка, мы покумимся…» считались кумами.
Древний первоначальный смысл кумления с течением времени оказался забытым, и покумившиеся считались просто подружками.
*
Ой ладо, ой ладо!
На кургане соловей гнездо завивает,
А иволга развивает:
«Хоть ты вей не вей, соловей,
Не быть твоему гнезду совитому,
Не быть твоим детям вывожанными,
Не летать им по дуброве,
Не клевать им яровой пшеницы».
Ой ладо, ой ладо!

Песня о соловье, который вьет гнездо, пелась, как сообщил записавший ее, в петров день (29 июня по старому стилю). Песню пели и раньше — в день Ивана Купалы. Можно думать, что это один из редких образцов песенных заговоров против птиц, которые приносили урон урожаю, но, чтобы утвердительно говорить об этом, надо располагать большим числом записей. В песне произошла замена птиц. Опаснее для урожая были воробьи: недаром у восточных славян существовали особые заговоры от воробьев, чтобы не клевали зерна. Что же касается соловья, то эта птица почиталась в народе.
Совитое — свитое.
Вывожанные — выведенные.
*
Жали мы, жали,
Жали, пожинали,—
Жнеи молодые,
Серпы золотые,
Нива долговая,
Постать широкая;
По месяцу жали,
Серпы поломали,
В краю не бывали;
В краю не бывали,
Людей не видали.

Редкий в русском фольклоре образец жнивных песен. Жатва в старинном крестьянском быту сопровождалась разными обрядами и песенными заклинаниями, но сохранилось от старины немногое.
В песне «Жали мы, жали…» тяжкий труд народа изображается несколько идеализированно («серпы золотые»), но вместе с тем и реалистично. Среди крестьян существовал обычай жать вместе, помогая друг другу.
«Долговая нива» — это как раз поле, так обрабатываемое.
«Постать» — это широта захвата работающей жнеи: сколько жница захватывает в один раз, проходя с серпом.
Широко жать могли только хорошие жнеи. «По месяцу жали  — говорится в песне; это означает, что начинали жать рано, еще до восхода солнца.
«В краю не бывали» — то есть жали несколько дней, ночуя в поле, чтобы не терять дорогого времени на ходьбу в деревню и обратно.
*
Ох, чье-то поле
Задремало стоя?
Яицовское-то поле
Задремало-то стоя.
Как ему не дремати,
Когда некому жати?
Ой, чье-то поле
Задремало стоя?
Цызуревское-то поле
Задремало стоя.
Чего ему не дремати,
Коли есть кому жати?
Есть кому жати,
Во стога метати,
В закрома ссыпати,
Жней награждати.

Образ стоя дремлющего поля полон волнующей поэзии и щемящей грусти. Одно поле дремлет («Яицовское») потому, что его жать некому. Оно обречено — это смертная дремота. А другое поле («Цызуревское») дремлет, но его дремота от покойного сознания: «есть кому жати».
*
Жнеи молодые,
Серпы золотые!
Уж вы жните, жните,
Жните, не ленитесь,
А обжавши нивку,
Пейте, веселитесь!

Жпивные песни, и в особенности «дожиночные», передают то настроение, которое точно охарактеризовал видный ученый Н. Ф. Сумцов: «От них веет теплотой летнего вечера и ароматом только что скошенной хлебной нивы». Песни народа передают и энергию труда в горячую пору страды. Таков отрывок из песни о «нивке», которую жнут золотыми серпами молодые жнеи.